В колхозе „Новый быт” люди встревоженно бегали из дома в дом, уверяя друг друга, что пора-де начинать, пора, мол, пора… Но никто ничего не начинал… В „Красном пахаре” шесть часов подряд длилось заседание правления, к которому готовились дней десять.В „Октябрьской слободе”, не подсчитав своих сил, били тревогу о недостатке рабочих рук. И почти как раз в самом центре этой суетни находился маленький островок. В колхозе „Красный май” было тихо, так тихо, что хотелось убедиться, а живы ли люди-то? Да помнят ли они, что на дворе июль? Не забыли ли, что завтра косить?
Нет, в „Красном мае” о покосе никто не забыл. Но одни вторично окучивали картошку, другие возились на скотном дворе, а третьи весело „колдовали” над горшками и противнями, готовя для косцов традиционные лепешки „калитки”. (А уж „калитки” у них… — говорят кругом,— калитки, брат, такие, что ум отъешь!) Словом, предстоящего покоса ждали здесь, как будто ни расстановка сил, ни состояние машин, ни самые травы их не беспокоили.
Да и чего же было беспокоиться! Машины исправили еще весной, наряды людям роздали несколько дней назад, а траву осматривать председатель с активистами ездил на-днях.
— Хороша трава, — сказали делегаты, вернувшись со Свири.— Пора косить!
И в тот день, когда соседние колхозы толковали о том, где начинать косьбу: ближе к дому или у Свирицы,— „Красный май” уже во-всю косил „в две руки” и там и здесь.
— Траву надо снимать, когда она в цветении. Иначе это не работа, — говорил председатель колхоза Сергей Васильевич Тупицын, когда бригада косцов во главе с его братом Федором грузилась на лодки в дальний покос. Сам Сергей Васильевич временно остался на ближней косьбе, потому что ждал в эти дни мерщиков из района.
На реке Паше, недалеко от пристани, в этот день была горячка. Позади кооператива стояли лодки „Красного пахаря”.
Из этого колхоза уже погрузили продукты, начали устанавливать на лодку машину…
С другой стороны, недалеко от Лавы, грузились колхозники „Октябрьской слободы”. А лодка „Красного мая” стояла еще километра за три у лесотарного завода. Даже привычных пашских жителей удивляло — и чего это Сергей Васильевич Тупицын не торопится на косьбу? Почему это он отстал? Какой ему интерес торчать в заводоуправлении лесотарного в такие минуты?
Не удивлялись только колхозники „Красного мая”. Ожидавшие в лодке прекрасно знали, что Сергей Васильевич прежде всех понял, что при начавшемся ветре без посторонней тяги по Паше не подняться. Тупицын успел уже договориться с капитаном курсирующего по Паше парохода „Дон” о том, чтобы „в случае чего лодки красномайцев пароход взял на буксир”.
И опять получилось как всегда: те, что суетились, нелепо выскакивали вперед, не обсудив, не обмозговав всего дела, остались позади.
А в заводоуправлении лесотарного Сергей Васильевич договаривался о систематической поставке молока.
— Почему же не продавать систематически? Это мы можем, — спокойно отвечал он работнику завкома, который обязательно хотел узнать, сколько же все-таки может отпустить колхоз молока.
Но и на это председатель отвечал с тем же невозмутимым спокойствием:
— Да сколько потребуется, столько и можем. Государственную поставку выполнили, молоко есть.
На следующий день мы шли с Сергеем Васильевичем по владениям колхоза. Сначала, озабоченный какой-то незадачей, он шагал молча. Но как только отошли подальше от изб и вступили на узкую межу, которая вела к скошенному лугу, председатель остановился и, указывая в сторону, гордо сказал:
— Рожь-то у нас какая, видали? Разве тут есть время прохлаждаться с сенокосом? Уж взялись, так надо кончать скорей.
Вдалеке фигуры женщин, шевеливших сено, казались громадными яркими цветами. Над колхозом висела упругая тишина знойного полдня. И колосья зеленой ржи под этим зноем стояли плотно один к одному, как дружное монолитное войско. Действительно, рожь в „Красном мае” заслуживала того, чтобы на нее посмотреть. Ни в одном из окружающих колхозов она не была так высока и густа, как здесь.
Казалось бы, колхозники „Авангарда” давным-давно должны были отобрать от богачей-красномайцев первенство по урожаю.
Для этого „Авангарду” достаточно было только во-время выгребать на свои поля с завода удобрения (кстати, за очистку выгребных ям завод еще и деньги платит).
Но не тут-то было. У соседей красномайцев желания заниматься таким делом не оказалось. Вот одна из причин, благодаря которой колосовые в „Красном мае” уже сегодня в два-три раза выше, чем у других.
Торопливо пройдя луг, перекинувшись парой слов с работницами, председатель торопится на конюшню. Сергей Васильевич ищет своего заместителя, а послать кого-нибудь, отрывать в это время человека от работы считает невозможным.
По пути к конюшне тянутся длинные гряды колхозного огорода. И среди них особенно выделяются те, на которых посажен картофель. Он зацветает. Но почему вот здесь, на боковых грядах, картофель посажен как-то по-иному?
— Учимся, — скупо поясняет председатель.
— То есть как это — учитесь?
— Да так. Учимся выращивать новый сорт картошки.
На просьбу рассказать, что это за сорт, Сергей Васильевич сначала отмалчивается („Чего, мол, говорить, все равно не поймешь. Это дело специальное”). И, наконец, рассказывает, что колхоз один из первых взялся выращивать у себя ракоустойчивый и высокоурожайный сорт картофеля „Берлихинген”.
— Сергей Васильевич, на минутку,— кричит издали скотница Агафья.
Некогда председателю в такой день разводить разговоры. Но сорваться с места как раз в ту минуту, когда вот тут, почти под рукой, игриво забил копытами колхозный рысак „Гонец”, в такую минуту сорваться с места невозможно.
— Сейчас, — откликается председатель. И, по-мальчишески оглянувшись в сторону скотницы, осторожно приоткрывает дверь конюшни. Войдя, он приподнимается на носках, взбирается на полено и ловит руками налитую мускулами, крутую, блестящую шею рысака.
— Во какого коня имеем на племя, — восклицает он. Любовно кричит:— Ну, ну, желанный! Не балуй!
Рядом С „Гонцом” стоит почти такой же могучей красавец, уже объезженный рысак- Дальше начищенные рабочие кони. Старый конюх Дмитриев работает не за страх, а за совесть. Да, пожалуй, в „Красном мае“ за страх никто не работает.
— Да разве для своего дела можно не за совесть трудиться? — певуче поясняет повариха на косьбе Прасковья Трофимовна Боровская.
— В рике говорят, что ваш колхоз воюет за место на сельскохозяйственной выставке.
— Да вот думаем, что выйдет дело, — говорят женщины. В колхозе „Красный май“ 16 хозяйств. Колхоз имеет 17 колхозных лошадей и 38 голов крупного рогатого скота. И в то время, когда накануне сенокоса в некоторых колхозах возвращали товарищей, ушедших без разрешения в промышленность, здесь на них махнули рукой:
— Раз человек определился в другой работе, нечего его и трогать, обойдемся без них. И красномайцы обойдутся.
— Вы полюбуйтесь на их косьбу. Выйдут ночью, до солнца выстоят. Сядет солнце — опять на поле. Вы полюбуйтесь на их женщин: они тебе и пахать, и навоз возить, и полоть, и косить,— горячо говорят о первомайцах и уверенно прибавляют: — они у нас богачи, работяги!
В. КУДРЯШЕВА Пашский район, колхоз „Красный май”

Работница и крестьянка № 15 август 1939 г.