Золотые слова
Категории раздела
Журнал "Дружба" [8]
Журнал "Красная деревня" [6]
Журнал "Крестьянка" [15]
Журнал "Работница и крестьянка" [6]
Журнал "Работница" [110]
Журнал "Советский воин" [4]
Мои статьи [130]
Экономика [80]
Календарь
Ноябрь 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
252627282930  
Друзья сайта
Суббота, 02.11.2024, 08:05
О некоторых стереотипах в российской внешней политике

Демидов А. В.

Во многих сферах жизни современного общества ощущается влияние стереотипов, т. е. упрощенного, заранее принятого обыденным сознанием представления о событиях, о субъектах общественно-политической жизни. Впервые этот термин использовал в 1922 г. американский журналист и политолог У. Липпман в своей книге «Общественное мнение».

Американец считал, что стереотип – это упорядоченные, детерминированные культурой «картинки мира» в голове человека, которые, во-первых, экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и, во-вторых, защищают его ценности, позиции и права [1]. Стереотипы оказывают огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику государств, зачастую способствуют предвзятости членов правительств, деятелей общественных организаций, активистов политических партий, отдельных лидеров, граждан.

Очень часто стереотипы определяют поведение и принятие решений политическими деятелями в условиях некомпетентности, недостаточной информированности, невозможности полного прояснения и анализа вопроса. Стереотип является антиподом аналитического суждения.

Жизнь современного общества немыслима без средств массовой информации (СМИ).

Регулярное получение информации стало для многих людей жизненной потребностью, сопоставимой с приемом пищи. Однако СМИ, поставляющие такую информацию, легко могут вводить человека в заблуждение. Деятельность СМИ способствует появлению и закреплению стереотипов в обыденном сознании. Проявляются стереотипы и во внешней политике государств. Здесь они складываются, в основном, в результате инициируемой и инспирируемой государством пропаганды, ведущейся через СМИ. Цель такой пропаганды – способствовать складыванию благоприятного для конкретного правительства общественного мнения у себя в стране и, одновременно, подтачивать пропагандистскими методами поддержку, оказываемую своему правительству населением в стране, являющейся противником или конкурентом. Несмотря на распространенность стереотипов, трудно согласиться с мнением некоторых экспертов, считающих, что «внешняя политика стала жертвой стереотипов» [2]. Действительно, стереотипы играют определенную, но не определяющую, роль при принятии внешнеполитических решений.

Как видится, именно внешнеполитические решения должны, в первую очередь, быть результатом серьезного анализа сложившейся ситуации. Тем не менее, полностью отрицать роль стереотипов при формулировании внешней политики, в т. ч. и России, не следует. Если рассматривать современную российскую внешнюю политику, то следует отметить, что стереотипы проявляются как бы с двух сторон:

– во-первых, речь идет о стереотипах, сказывающихся на внешнеполитических решениях Москвы;

– во-вторых, российской дипломатии приходится прилагать серьезные усилия как для преодоления старых стереотипов, сохраняющихся в зарубежных странах со времен «холодной войны», так и для противодействия новым стереотипам, насаждаемым недружественной пропагандой некоторых государств.

Остановимся подробнее на анализе тех стереотипов, которые не только проявляются в российской внешней политике, но и влияют на нее. В последние несколько лет профессиональная деятельность автора связана со странами Южной Азии. Результатом исследования международных отношений в данном регионе и внешней политики России в этой части мира явилось заключение, согласно которому и здесь не обходится без стереотипов с нашей стороны.

Более того, как представляется, есть основания полагать, что стереотипы, укоренившиеся в сознании лиц, занятых формулированием и реализацией внешней политики нашей страны в рассматриваемом регионе, становятся серьезным вызовом, затрагивающим в том числе вопросы национальной безопасности России.

В качестве одного из подобных стереотипов в первую очередь хотелось бы выделить постоянную оглядку Москвы при принятии решений о сотрудничестве с государствами региона, прежде всего с Пакистаном, на возможную реакцию Индии. Исходным пунктом при этом является оценка, согласно которой Индия, мол, – это наш традиционный друг и партнер.

Однако, как известно, в политике не существует постоянных друзей. Есть только постоянные интересы. К тому же, Индия в последние годы стала заметно сильнее проявлять существовавшее и ранее стремление дистанцироваться от Москвы. Весьма заметно стремление Индии заручиться поддержкой США в ее глобальном росте.

Правительство Дели стремится достичь в отношениях с Вашингтоном степени стратегического партнерства, что было немыслимо в эпоху «холодной войны». Со стороны США Индии были даны заверения в поддержке ее кандидатуры в число постоянных членов Совета Безопасности ООН. Кульминацией такого развития явилось подписание в 2008 г. двустороннего соглашения о сотрудничестве в области использования ядерной энергии в мирных целях, расширившее для Индии доступ к ядерным технологиям. И это при том, что страна не присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия.

После обретения Индией независимости Дели использовал существовавшие тогда особые отношения с Советским Союзом для развития национальной экономики, науки и техники, получения современных вооружений. Однако, с развалом СССР в начале 90-х гг. происходит прогрессирующее ослабление позиций России во всем рассматриваемом регионе, в т. ч. и в Индии. Ее связи с нашей страной развиваются неровно.

В начале 90-х гг. они переживали явный спад и взаимное охлаждение. В самые сложные годы после развала Советского Союза индийцы не скрывали своего весьма жесткого отношения к российскому государству. Это проявлялось в отсутствии у них желания возвращать России советские долги, в снижении заинтересованности Индии к сотрудничеству с нашей страной в целом.

Дели все больше склоняется к сотрудничеству в политической, экономической и военной областях с западными государствами, прежде всего, с США. В этой ситуации наша оглядка на мнение Индии теряет всякий смысл и целесообразность. В первую очередь это касается двустороннего сотрудничества с Пакистаном. Хотелось бы полностью поддержать мнение заместителя директора Института востоковедения РАН В. Я. Белокреницкого, считающего, что «укрепление российско-пакистанских отношений позволило бы Москве уравнять свои шансы с китайскими в многостороннем диалоге на просторах Центрально-Восточной Азии» [3]. Российские исследователи уже неоднократно обращали внимание на необходимость избавления от постоянной оглядки на мнение индийских партнеров.

Достаточно аргументированно такая задача была поставлена А. Ю. Рудницким, который отметил «прогрессирующее ослабление позиций России в т. ч. и в Южной Азии» [4].

Более того, избежать нарастающего шантажа со стороны Индии, очевидно, можно в том случае, если согласиться с мнением С. Н. Каменева: следует дать понять Индии, что время первоочередного учета ее интересов в системе российских приоритетов в Южной Азии прошло [5]. Ведь Индия развивает стратегическое партнерство с США, заключая с ними беспрецедентное соглашение о взаимодействии в ядерной области в мирных целях, соответствие которого ДНЯО вызывает определенные вопросы. Более того, Индия укрепляет военно-техническое сотрудничество с рядом стран НАТО в ущерб аналогичным связям с Россией. В таком случае возникает вопрос, какие тогда могут быть аргументы против налаживания взаимовыгодной военной кооперации нашей страны с Пакистаном.

Нет сомнения, Индия, как и любое другое независимое государство, имеет суверенное право проводить самостоятельную внешнюю политику, отвечающую национальным интересам страны. Но аналогичное право имеет и Россия. И если интересы Индии начинают идти вразрез с интересами России, необходимо принимать соответствующие политические решения. А решение, которое могло бы быть принято сегодня, должно состоять в том, что, не отказываясь от курса на сохранение доброжелательных отношений с Дели, Москва могла бы принять меры по развитию взаимовыгодных связей с другими государствами региона, включая Пакистан.

Хотелось бы в этой связи заметить, что многие страны, претендующие на роль серьезных политических игроков в регионе (США, Китай, Турция, Саудовская Аравия, Иран и др.), стараются поддерживать равноудаленные отношения как с Индией, так и с Пакистаном. Хорошим примером политики такого рода явилась поездка председателя Совета Федерации В. М. Матвиенко, посетившей в феврале 2013 г. как Дели, так и Исламабад.

Другой стереотип, оказывающий серьезное воздействие на российскую политику в рассматриваемом регионе, проявляется в нашем подходе к урегулированию в Афганистане. Связан он со ставкой Москвы на т. н. «Северный альянс», т. е. группировку, объединяющую часть этнических меньшинств этой страны: узбеков и таджиков.

Среди наших политиков господствует убеждение, что эти этнические группы нам ближе, чем «малопонятные» пуштуны, составляющие большинство членов исламистско-фундаменталистского Движения Талибан. Как представляется, весьма недальновидный выбор в пользу «Северного альянса» является результатом не самого верного анализа обстановки в Афганистане.

Узбеки и таджики – это меньшинство, вряд ли способное встать во главе будущего государства. В то же время пуштуны – это большинство населения страны (по последним оценкам составляют порядка 45 % населения Афганистана [6]), которое при любом политическом раскладе будет формировать власть [7]. Кроме того, немаловажно и то, что лидеры «Северного альянса», равно как и талибы, своей идеологической основой считают ислам. Между ними и талибами-фундаменталистами, как справедливо отмечает В. Сергеев, не наблюдается серьезных мировоззренческих противоречий [8].

На этом фоне можно только недоумевать, по какой причине официальные представители России – страны, имеющей в Афганистане серьезные интересы, страны, стремящейся играть существенную роль в укреплении нового государственного устройства, не имеют контактов с Движением Талибан, являющимся наиболее вероятным кандидатом в будущие лидеры Афганистана. Ведь контакты и проведение переговоров есть проявление дальновидной политики, и они отнюдь не означают признания правоты партнера и сдачу своих позиций.

Как отмечают многие обозреватели, Движение Талибан за время после вторжения в Афганистан войск США и НАТО, несомненно, политически «повзрослело».

Соответственно, можно ожидать, что талибы, в случае возвращения к власти, будут проводить более взвешенную и разумную политику по отношению к зарубежным странам, включая Россию.

Еще одним стереотипом является наше однозначно негативное отношение к исламскому религиозному радикализму (фундаментализму). Не оспаривая оценку этого явления как несущего в себе угрозу национальной безопасности России, хотелось бы признать, что исламский радикализм находится на подъеме в мире. Появляются все новые организации, ставящие своей целью переустройство государств на основе мусульманских канонов, а правосудие – на базе шариата.

Целый ряд стран на волне «арабской весны» принимает ислам в качестве официальной идеологии. Такому подъему способствует целый ряд факторов: недовольство населения низким уровнем жизни в большинстве мусульманских стран; недовольство доминированием США, использующих силовые методы утверждения и сохранения своего «лидерства»; несогласие с агрессивным насаждением в странах западной культуры и западного образа жизни; роль ваххабизма, проповедуемого располагающими гигантскими финансовыми ресурсами государствами типа Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ.

Как бы мы ни относились к исламскому религиозному радикализму, нужно признать, что Россия не в состоянии изменить отмеченное выше явление и повлиять на рост исламистских настроений в мусульманских странах. Более того, хорошо известно, что Москва имеет доброжелательные отношения с глубоко исламизированным Ираном, поддерживает контакты с исламистским движением ХАМАС. А раз так, более продуктивной и последовательной была бы линия не на противодействие, заранее обреченная на неуспех, а на поиск точек соприкосновения с радикальным исламом.

Только так мы сможем попытаться снять сложившийся у некоторых исламистских движений, не без подсказки из Вашингтона, в корне неверный образ России как «врага ислама». Только так у нас может появиться возможность минимизировать возникающие в этой связи негативные моменты и, в первую очередь, базирующийся на таком радикализме религиозный терроризм. Более того, для предотвращения распространения экстремистских идеологий необходимо воспользоваться имеющимся у нашей страны уникальным опытом взаимодействия России и мусульманства.

* * *

Преодоление стереотипов – непростое дело. А преодоление внешнеполитических стереотипов является еще более сложным занятием, поскольку требует, соблюдая свои национальные интересы, не вступать в конфликт с партнерами по международной политике. Мы живем в быстро меняющемся мире. Меняется международная обстановка, и, соответственно, меняются требования, предъявляемые к внешней политике государств. В этих условиях проведение разумной многовекторной политики требует руководствоваться при принятии решений именно аналитическим расчетом, а не устаревшими стереотипами.

Примечания
1. [1]. Липпман У. Общественное мнение. М., Институт фонда «Общественное мнение», 2004.
2. [2]. См.: Сергеев В. США в Афганистане // «Международная жизнь». № 4, апрель 2012. С. 71.
3. [3]. Цит. по: Каменев С. Н. Россия – Пакистан: дорога для новых проектов открыта. // www.fondsk. 12 февраля 2013.
4. [4]. Рудницкий А. Ю. О российских подходах к развитию отношений с Индией и Пакистаном / В сборнике: Пакистан в современном мире. М., «Научная книга», 2005. С. 118-130.
5. [5]. См. Каменев С. Н. Россия – Пакистан: дорога для новых проектов открыта // www.fondsk. 12 февраля 2013.
6. [6]. См.: Tomas Barfeld. Afghanistan Ethnic Puzzle. Decentralizing Power Before the U.S. Withdrawal // “Foreign Afairs”. Vol. 90, № 5. September/October 2011. Р. 56.
7. [7]. Согласно Конституции Афганистана, президентом страны может быть лишь пуштун. – Прим. автора.
8. [8]. См.: Сергеев В. США в Афганистане // «Международная жизнь». № 4, апрель 2012. С. 73.

Журнал «Геополитика и безопасность»  № 2 (22) 2013

Оптимизация статьи – промышленный портал Мурманской области