Семерник С. З.

Проблемы социально-экономической динамики волнуют сегодня практически каждого: рафинированного интеллектуала и среднестатистического обывателя, промышленника и финансиста, ученого и политика. Тем не менее, анализ литературы по вопросам социально-экономического развития общества показывает, что в своем подавляющем большинстве она посвящена событиям, которые могут быть обобщены под рубрикой “де факто”. Анализу подвергаются уже состоявшиеся системные преобразования, реализованные и реализующиеся проекты, вскрываются наиболее болезненные просчеты существующей экономической политики и т.д. и т.п.

Основным методологическим инструментарием в подобных аналитических построениях выступает “здравый смысл”, либо откровенное использование теорий, возникших и укрепившихся в теоретическом пространстве ушедшего тысячелетия. Тем не менее, сегодня назрела острая необходимость в осуществлении серьезных теоретических исследований по фундаментальным вопросам социально-экономического, социально-политического и социокультурного развития, в которых теоретические посылки, призванные стать основанием для реализации практических шагов в области социально-экономического строительства, были бы адекватны не только логике современности, но и способствовали становлению “активов длительного пользования” (Дж. Кейнс), т. е. предполагали успешный переход социально-экономического настоящего в ближайшее и отдаленное будущее. Другими словами, сегодня необходимы теории, способные обосновать и предложить обществу долгосрочный прогноз развития социума. Создание подобных теорий, безусловно, базируется на “переоценке ценностей”, предполагающей следующие возможные векторы развития теоретической мысли:

– путь “реактуализации” – использование эвристического потенциала парадигм, накопленных в прошлом и отвергнутых на каком-то историческом этапе более удачливыми, в силу тех или иных исторических обстоятельств, теоретическими построениями, приобретшими доминирующее значение в существующей культуре, науке и практике, но более не способными отвечать на “вызовы среды” (А. Тойнби);

– путь создания новой парадигмы, в синтезирующих интенциях которой усматривалось бы классическое “двойное отрицание” полярных теоретических установок (рынок – план, коллективизм – индивидуализм и т.д.);

– путь синергии некоторого плюрального теоретического пространства, из хаотического смешения переменных которого каждый практик выбрал бы для себя наиболее подходящую, с его точки зрения, теоретическую парадигму, словом, тот путь, который ныне принято именовать самоорганизацией. Основное течение (мейнстрим) мировой экономической мысли, оказывающей сегодня непосредственное влияние на гуманитарную мысль, представлено комплементарными теориями (классическая экономическая теория – неоклассика), экстраполируемыми на все, без исключения, национальные типы экономик, вне учета их культурно-цивилизационной специфики и исторически сложившихся схем ведения хозяйственной жизни. 

Справедливо по этому поводу пишет в своей работе “Основы национальной экономии” немецкий экономист, представитель фрайбургской школы неолиберализма В. Ойкен: мейнстрим – это “единый язык, не знающий национальных границ. Экономические последствия монетарной политики Федеральной резервной системы США и неурожай бананов на острове Таити могут быть описаны с помощью одних и тех же диаграмм и формул” [1, с. 5]. Постулаты подобного мейнстрима обладают притягательностью благодаря своим “универсальным” формулам, виртуозно осуществляющим экономическую редукцию. Они вычленяют из всего многообразия хозяйственно-экономической деятельности несколько специфических параметров, линейно-функционально связанных между собой, и отменяют все, что “не вписывается” в полученные таким образом непротиворечивые схемы.

Простота и отсутствие антагонизмов созданной схемы ассоциируется с удобством ее использования, количественный подход порождает впечатление о возможности тотального измерения введенных переменных. Это, в свою очередь, создает иллюзию того, что в перспективе со стопроцентной гарантией можно добиться воплощения некоторых желаемых исходов социального развития, в силу прозрачности, и значит – предсказуемости, управляемости строго рациональных экономических процессов. На деле все может оказаться с точностью до наоборот. И поэтому приверженность интеллектуальных, политических и экономических элит общества названным теориям далеко небезопасно для общества, может направить его по ложному пути. Цена вопроса – судьбы тысяч людей и перспективы развития социума, а потому эксперименты в области экономической теории не должны восприниматься как отвлеченные, поскольку необходимо видеть за разработанными схемами социально-экономическую практику.

В число ведущих постулатов теорий, объединенных под кодовым названием “мейнстрим”, как известно, входят принципы “методологического индивидуализма”, абсолютизирующие значение абстрактного индивидуума, легко превращающегося в ходе определенных рационально-математических манипуляций (пытающихся формулами описать сферу потребностей) в “экономического человека”. Сюда же относят принцип максимизации полезности, определяющий экономическое поведение агентов рынка или идеальную максиму о наличии конкуренции (в большей части совершенной), которая позволяет организовать рыночное равновесие, гармонию спроса и предложения максимального числа субъектов экономических отношений. На деле все оказывается гораздо сложнее, чем мыслится в парадигмах мейнстрима. И конкуренция не всегда совершенна, и рынок не организуется сам собой, но, главное – “экономический человек” никак не хочет описывать предписанные ему траектории, поминутно выбиваясь из рациональной логики максимизации полезности. В связи с чем, современные исследователи справедливо говорят о “болезни” современной экономической теории [2],[6],[8].

Преодоление методологического кризиса экономических теорий, базирующихся на комплексе мейнстрим-идей, предполагает реинтерпретацию исторически возникших теорий в свете современных запросов экономической динамики. Здесь можно вспомнить эвристическую идею бельгийского традиционалиста Р. Стёкерса, описывающую принципы экономического развития, используя ёмкие метафоры: “метафору часов” и “метафору дерева” [3 5]. “Метафора часов” строится на постулате о механистическом устройстве общества, состоящем из отдельных социальных атомов – индивидуумов-эгоистов – стремящихся в конкурентной борьбе за собственное благосостояние максимизировать прибыль, минимизируя издержки. Теоретическое пространство, описываемое “метафорой часов”, наполнено идеями “методологического индивидуализма”, “социальной инженерии”, “апологии накопительства”, представленными в трудах популярных теоретиков – от Дж. Локка и Дж. Кейнса до М. Фридмана и Ф. Хайека. В “метафоре часов” без труда узнаются идиллические проекты адептов современного либерализма, для которых общество – гомогенное образование, лишенное государственных и национальных границ с главным действующим лицом – эгоистическим актором, в фундаменте пирамиды потребностей которого лежит абсолютно иррациональная жажда наживы, удовлетворяемая сугубо рациональным путем. Индикатором нежизнеспособности данной концепции в условиях победы капитализма на глобальном уровне своего доминирования является глобальный экономический кризис, представляющий собой не просто случайный сбой в “безупречной системе развития экономики по либеральному сценарию” (Ф. Фукуяма), но имманентный либерально сориентированной экономической политике процесс.

Реактуализирующая тенденция требует обращения к незаслуженно забытому комплексу идей, описываемых с использованием “метафоры дерева”. Центральным фундирующим постулатом данной метафоры является принцип не механики, но органики. Данный принцип предполагает наличие в экономических взаимодействиях не только гиперболизированных индивидуалистических тенденций, но и надындивидуальных каузальностей, сопряженных с нравственной нормативностью и представлениями о существовании благ общественного значения. В логике органического подхода, описывающего развитие общества на основе презумпции преобладания в пространстве социальности естественных жизненных процессов, совершенно не применим принцип максимизации прибыли, как тотально доминирующей установки, рассматривающей закономерности социодинамики сквозь призму исключительно экономических отношений-зависимостей. Для органичного развития более приемлемым является подход, получивший развитие и распространение в социокультурном контексте традиционных обществ.

Речь идет о принципе самодостаточности развития некоторой социальной общности, ее преимущественной интровертивной (обращенной на себя, на решение своих внутренних проблем с максимальным использованием ресурсов внутреннего пространства), а не экстравертивной направленности. Экономическая проекция данного принципа выражается в мировоззренческой ориентации не на богатство, накопление, увеличение прибыли, рассматриваемых как самоценность общественного развития, но способствует формированию философии достатка (ориентации на то, чего бывает человеку достаточно для достойной жизни), полноту меры потребляемого. Органические концепции базируются на принципе холизма. Они рассматривают экономические процессы не в отрыве от социокультурной специфики того или иного общества, а наоборот, постулируют включенность и взаимозависимость экономики от важнейших сфер общественной жизни: политической, культурной, социальной, а также от морально-нравственной и даже религиозной составляющей социального развития.

Холистическая установка предполагает иное решение вопросов ведения хозяйственной деятельности, нежели этого требует механическая логика “метафоры часов”. Это уже не безликость объективных закономерностей, направляющих управленческие решения в сфере экономических отношений, а понимание культурно-исторической, природно-географической специфики субъектов экономических отношений, проживающих в том или ином регионе планеты и влияющих на выработку стратегии ведения хозяйственных дел. Органический подход обнажает ложность призывов к созданию равных возможностей ведения хозяйственных дел как единственно возможной объективной, а потому “справедливой” формы решения проблем экономического взаимодействия для всех, без исключения, участников экономических отношений, вне учета природно-географического фактора.

Страны по своему природно-географическому и климатическому положению, демографическому потенциалу находятся в неравных положениях. По оценкам экспертов, Россия включает в себя самые холодные регионы планеты, что существенно затрудняет здесь ведение хозяйственных дел. Среднегодовая температура в России на несколько градусов ниже, чем, к примеру, в США или Западной Европе, вегетационный период на несколько десятков дней короче, осадки выпадают неравномерно, да и по уровню их значительно меньше, чем в североатлантических странах. Все это приводит к тому, что отопительный сезон в России на несколько месяцев длиннее, чем в сравниваемых цивилизованных странах, а урожайность по независимым от работников данной отрасли причинам в целом гораздо ниже.

Данное обстоятельство самым существенным образом влияет на себестоимость производимой в России продукции – как сельскохозяйственной, так и промышленной, а также на себестоимость возводимого в России жилья и транспортных коммуникаций. Безусловно, в этой ситуации российский производитель, особенно в таких городах, как Мурманск, Архангельск, Воркута, Норильск, Магадан поставлен в более тяжелые условия, чем его западноевропейский конкурент. Ему просто необходима государственная поддержка, субсидирование и политика протекционизма, чтобы быть конкурентоспособным на рынке сбыта продукции, затраты на производство и транспортировку которой у него на порядок выше.

Еще одно требование органического подхода базируется на закономерности, выведенной упоминавшимся уже Фридрихом Листом. Речь идет о тезисе, сформулированном гениальным немцем примерно таким образом: всякую экономическую модель необходимо сопоставлять с конкретными историческими условиями того государства, к которому данная модель применяется. На деле это выражается в требовании сопоставлять принципы рыночной экономики с конкретной экономической ситуацией, сложившейся в том или ином национальном хозяйстве. К примеру, по замыслу адепта рыночного подхода к решению вопросов социально-экономического развития П. Э. Сэмюэльсона, богатые и бедные страны должны активно взаимодействовать между собой на основах открытой экономики.

Поскольку богатая капиталом страна ориентируется на производство капиталоемких товаров, а бедная страна – специализируется на производстве труда (дешевая рабочая сила), то и спрос на труд, произведенный в бедной стране, возрастает. Действуя согласно принципу обмена, богатые и бедные страны могут обогатить друг друга производимой продукцией (одни – капиталоемкой, другие – трудоемкой). Это, по мысли автора данной теории, будет способствовать выравниванию стран в экономическом развитии и приведет к оптимальному распределению ресурсов на мировом уровне. На практике красивая теория Сэмюэльсона, Нобелевского лауреата по экономике, выглядит совершенно иначе и дает обратные результаты. Взаимодействие богатых и бедных стран на принципах открытой экономики приводит к разрушению более слабой экономики сильнейшим экономическим агентом. История XX века наглядно это демонстрирует: в век “открытых экономик” разрыв в жизненном уровне между странами стал стремительно увеличиваться. Как показал доклад ООН “глобализация с человеческим лицом” (1999) разрыв в жизненном уровне между пятью беднейшими и пятью богатейшими странами за последние годы неуклонно нарастал.

Если в 1960 г. данный разрыв определялся соотношением 30:1, в 1990-м – вышел на цифры 60:1, то к 1997-му г. он составил величину 74:1. В 2000 г. децильный коэффициент неравенства в распределении мирового доход превысил соотношение 100:1 [4, 1, р. 12]. Сегодня можно говорить об обнищании многих стран и даже целых континентов. И это при том, что рыночная идеология, обещавшая стать панацеей от всех экономических проблем, стала господствующей парадигмой ушедшего столетия. Очевидно, что необходимость смены парадигмы назрела окончательно.

Продолжая размышления об альтернативных подходах к решению проблем современной социоэкономической динамики, отметим, что следующей тенденцией, при решении вопросов по преодолению глобального экономического кризиса, как в практической, так и в теоретической плоскости, выступил своеобразный диалектический синтез существующих теоретических моделей, описывающих закономерности социально-экономического развития. В частности, здесь может быть назван подход российских экономистов Р. С. Гринберга и А. Я. Рубинштейна к разрешению острых проблем соотношения индивидуальных и общественных благ. Их идеи могут быть представлены как попытка соединения классической экономической теории с разработками альтернативных направлений. КЭС – концепция экономической социодинамики, синтезирующая в себе постулаты немецкой и английской экономической теории, а также положения институционализма, призвана найти баланс между общественными и частными, индивидуальными и коллективными интересами [5 4].

Как известно, представления об общественных благах с момента своего возникновения претерпели значительную эволюцию. Если для традиционного общества существование общественных благ не вызывало сомнения, что было обусловлено самой системой воспроизводства благ, основанной на принципах коллективного производства и последующего распределения, согласно социальному статусу. С зарождением капиталистических производственных отношений на передовые рубежи выходит понятие личного интереса, а мерилом благополучия общества становится материальное производство. Другими словами, возникает прогрессистская модель социально-экономического развития, в которой количественный рост продуктов производства выступает мерилом социального расцвета. Ныне ключевой категорией становится валовой внутренний продукт (ВВП), увеличение размера которого полагается основой позитивного развития социума. Представленный на рис. 1 номинальный ВВП на душу населения (по состоянию на 2008 г., в долларах США) достаточно наглядно демонстрирует разрыв между “ядром”, “периферией” и “полупериферией” современной мир-системы (по И. Валлерстайну). Как макроэкономический показатель, ВВП отражает исключительно рыночную стоимость товаров и услуг, предназначенных для потребления, экспорта и накопления, вне зависимости от их национальной принадлежности.

Однако противоречия современного социально-экономического развития актуализируют проблему индикации индивидуального и социального благополучия. Все четче высказываются мысли о том, что ВВП, ВНП и тому подобные категории не вполне адекватно отражают те реальные общественные отношения, которые сложились в обществе, ничего не говорят о качестве жизни и благополучии широких слоев населения, об уровне развития общества в целом, его культурном, образовательном потенциале. К примеру, известный американский государственный деятель и экономист Дж. К. Гэлбрейт обращает внимание на то обстоятельство, что невозможно оценивать уровень развития общества, его достижения только лишь по экономическим меркам, отправной точкой в которых выступает рост ВВП: “Как же меняется ВВП? Его размер и состав в значительно мере навязываются производителями. Желаемый размер ВВП измеряется суммой показателей производства материальных объектов и услуг – не размерами образования, литературы или искусства, а производством автомобилей, включая и роскошные внедорожники. Именно таков современный критерий измерения экономических и связанных с ними общественных достижений” [6, 3, с. 31].

Возвеличивание роли ВВП – это метод, с помощью которого крупный капитал решает свои задачи: “Корпоративная власть провозглашает, что успех общества – это еще больше автомобилей, телевизоров, разнообразной одежды и прочих потребительских товаров” [6, 3, с. 82]. Гэлбрэйт справедливо полагает, что такой подход неприемлем, если ставить целью оценку уровня развития общества: “Величайшие достижения прошлого человечества – это, прежде всего, достижения в художественной, литературной, религиозной и научной сферах, их добились общества, в которых они служили главной мерой успеха. Искусство Флоренции, изумительные образцы гражданской архитектуры Венеции, Уильям Шекспир, Рихард Вагнер, Чарльз Дарвин – все они родились в обществах с очень низким ВВП.

Им крупно повезло – они были свободными от влияния принципов искусства продаж и управления потребительским спросом. В наше время только в закрытых культурных, художественных и научных сферах жизни можно найти неоспоримое доказательство наличия достижений на благо человечества, а не ради денег” [6, 3, с. 32]. Американский экономист приходит к заключению, что применение экономического критерия для оценки развития общества невозможно без потерь для него: “Измерение прогресса общества показателями объема производства навязанной продукции, ростом ВВП – вовсе не безобидное заблуждение” [6, 3, с. 32]. Не случайно сегодня выдвигаются предложения по разработке иных критериев благополучия общества и человека. Например, “Индекс устойчивого экономического благосостояния” (ИУЭБ), разработанный экономистом Г. Дейли и теологом Дж. Коббом, индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), разработанный в 1990 г. группой экономистов во главе с пакистанцем М. Хаком. И даже – индекс валового национального

счастья (ВНС), используемый для измерения благополучия общества в маленьком королевстве Бутан. Более того, власти страны предложили придать этой методике глобальный характер. Эта идея была поддержана в ООН. “Внутренний валовой продукт уже давно является главным мерилом развития экономики и деятельности политиков. Однако он не учитывает социальные и экологические издержки так называемого прогресса” – заявил Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун на конференции “Благополучие и Счастье как новая экономическая парадигма”, которая проходила 2 апреля 2012 г. в штаб-квартире ООН. Миру необходимо следовать новой экономической парадигме, которая отражала бы взаимосвязь трёх столпов устойчивого развития – социальное, экономическое и экологическое благополучие, которые неразделимы и вместе составляют “валовое глобальное счастье” [7]. К слову сказать, в октябре 2013 г. Венесуэла посчитала необходимым учредить у себя в стране Министерство счастья. Президент страны Николас Мадуро заявил на этот счет следующее: “Я решил создать это вице-министерство в память о наших команданте Чавесе и Боливаре… Новое ведомство начнет свою деятельность с счастья детей, стариков, бездомных и инвалидов. Именно эта часть населения Венесуэлы испытывает больше всего проблем и разочарований, а при социализме такого быть не должно… Все это входит в задачу социалистической революции” [8] Чем будет заниматься министр по счастью, пока не ясно, но сама попытка выйти на новый уровень понимания проблемы благополучия общества заслуживает внимания, как впрочем, и разрабатывающееся в отечественной и зарубежной экономической мысли современное направление под красивым названием “экономика счастья” [9].

Можно даже сослаться на многочисленные опросы, проводимые в мире, которые показывают (см. рис. 2), что в число стран, жители которых считают себя “счастливыми” входят не только представители развитых стран, но и – развивающихся государств, где уровень дохода на душу населения значительно ниже [10].

Наконец, третий из перечисленных подходов к решению проблемы построения теории, адекватной логике современного развития социума, названный в духе времени синергетическим, базируется на принципах взаимодействия и самоорганизации сложных открытых нелинейных систем. Этот подход очень близок принципам постмодернистского дискурса, пытающегося усмотреть в экономических процессах абсолютную недетерминированность. Для постмодернистских установок близка мысль, что существует не реальная экономика, но виртуальные игры с ней. Язык, которым пользуется экономика, становится решающим фактором ее развития и логики развития социума в целом. Соответственно, меняя “прочтение” экономической проблематики, мы можем сконструировать новую социоэкономическую реальность. Выбор интерпретации зависит от аналитика. Другими словами, в этом подходе главный акцент делается на субъективно-ситуативном факторе.

Таким образом, можно заключить, что все три вышеназванных подхода, решающие задачу по преодолению кризиса трендовой парадигмы современности в области экономической теории (мейнстрим), содержат в себе значительный теоретико-методологический и эвристический потенциал и нуждаются в дальнейшем развитии и разработке. На пересечении ведущих теоретических линий названных подходов может быть создана искомая перспективная теория и методология, способная указать оптимальные стратегии социально-экономического развития современного социума, вывести общество из тупика глобального кризиса. Создание экономической теории, отвечающей запросам современности, необходимо еще и потому, что в перспективе она с необходимостью должна образовать единое теоретическое пространство с геополитикой и культурой. Только лишь в этих триединых координатах может быть создана такая модель общественного развития, которая обеспечит безопасность и процветание нашего общества.

Примечания
1. Ойкен В. Основы национальной экономии. Перевод В. П. Гутника, В. И. Рубцова, А. Ю. Чепуренко. – М.: Директмедиа Паблишинг, 2008. – 335 с.
2. Блауг М. Тревожные процессы в современной экономической теории. Чем на самом деле занимаются экономисты? // К вопросу о так называемом “кризисе” экономической науки. М: ИМЭМО РАН, 2002. – 71 с.; Кирдина С. Г., Малков С. Ю. Два механизма самоорганизации экономики: модельная и эмпирическая верификация (научный доклад) – М.: Институт экономики РАН, 2010. – 69 с.; Худокормов А. Г. Экономическая теория: Новейшие течения Запада: учеб. пособие. – М: ИНФРА-М, 2009. – 416 с.
3. Цит по: Дугин А. Г. Консервативная революция. – М.: Арктогея, 1994. – С. 171-181.
4. Dikhanov J. Trends in World Income Distribution // Third Forum on Human Development. – Paris, January 17-19, 2005. – 12 р.
5. Гринберг Р. С., Рубинштейн А. Я. Индивидуум и государство. – М. Издательство “ВЕСЬ МИР”, 2013. – 480 с.
6. Гэлбрейт Д. К. Экономика невинного обмана / Д. К. Гэлбрэйт. – М.: Европа, 2009. – 88 с.
7. http://www.hotay.ru/happy_world.php. Дата обращения: 17.11.2014.
8. http://medialeaks.ru/odd-news/v-venesuele-sozdano-ministerstvo-schastya. Дата обращения 18.11.2014.
9. См. подробнее: http://www.ng.ru/ politics/2009-05-28/3_kartblansh.html. Дата обращения 18.11.2014.
10. http://do.gendocs.ru/docs/index-174529.html. Дата обращения: 18.11.2014.

Журнал “Геополитика и безопасность” 4. (28) 2014

Оптимизация статьи – промышленный портал Мурманской области